Ультрафен. Роман. Книга 2 - Александр Миронов

Андрей Андреевич сказал арестованному:

– Садись, вот, к столу.

Гнедой выполнил команду, сел на указанное место.

– Гнедой, мы следователи прокуратуры. У нас к тебе несколько вопросов имеется. Первый – ты действительно убил человека?

Арестованный, пожав плечом, кивнул.

– Так. Скажи, применялись к тебе какие-нибудь меры воздействия, скажем: побои, насилие, пытки?.. – Гнедой дёрнул головой: нет. – Значит, у тебя к следствию претензий нет?

Андрей Андреевич вопросительно посмотрел на куратора. Тот сидел, рассматривая арестованного.

– Тебя сегодня вызывал следователь? – продолжал допрос Андрей Андреевич.

– Да.

– Кто был при допросе?

– Следователь Феоктистов, какая-то баба из прокуратуры и ещё мужик, пожилой.

– При допросе ты ничего особенного не заметил? Никто из этих людей тебя не просматривал через какой-нибудь прибор?

– Не знаю… Баба какую-то трубу крутила. Бинокль при ней как будто. В трубе что-то светилось вроде.

– Ага! – оживился Андрей Андреевич. Он пододвинул к арестованному листы, ручку. – Ну-ка, нарисуй нам её.

– Кого?

– Трубу! Не бабу же.

Гнедой поднял тяжёлый взгляд, обвёл им присутствующих – те выжидающе смотрели на арестованного.

– Я не умею рисовать.

– Ну, ясно, у тебя другое хобби, – усмехнулся Андрей Андреевич. – Рисуй, как умеешь. Но чтобы понять можно было, что это труба, а не нога той бабы. Давай.

Гнедой взялся за ручку. О чём-то поразмыслил, посоображал и приступил к рисованию.

Посетители наблюдали за ним молча. Лишь Прокудин недоуменно поглядывал то на Андрея Андреевича, то на гостя. Ему хотелось о чём-то спросить, но присутствие Гнедого сдерживало его любопытство.

– Гнедой, скажи, а та баба, как с этим прибором играла? – спросил Андрей Андреевич.

– На меня его наводила.

– И долго смотрела?

– Не знаю. Я потом только увидел. Огоньки в ней какие-то светились.

– Как светились?

– Как в фонарике. Только слабые, красноватые, не то малиновые.

– Ну ладно, рисуй.

3

Машина ПМГ, пропетляв по Байкальским улочкам, остановилась у дома Фомичёва. Анонычев и водитель вышли из машины и направились к воротам гаража, выходящим на улицу.

Ворота были заперты изнутри. Милиционеры прислушались, в гараже чувствовалось движение. Сержант-водитель сказал:

– Там, кто-то есть. Стучим?

Анонычев кивнул и стукнул кулаком по воротине. Но на стук никто не отозвался. Ногой забарабанил сержант.

– Каво надо? – послышался возмущённый голос.

– Фомич, угро! – ответил сержант. – Выйдь на минуту.

– Не могу. Машину крашу.

– Ты дурака-то не валяй. Не то ворота вышибем, – пообещал сержант.

– Да чо случилось?..

– Выходи, узнаешь!

В гараже послышался матюжок, возня, вскоре раздался стук запора и из створки ворот вышел мастер. Он был в переднике, заляпанном краской, в марлевом респираторе, который тут же сдёрнул с лица на подбородок. Человек едва ли не коричневый, но не от загара, а от чифиря, медвежеподобный, а в своём недовольстве казавшийся злым.

Анонычев показал удостоверение. Фомич заглянул в него и проговорил:

– Здрасте, здрасте. Давно не встречались. Чево надо?

– Дело есть, – миролюбиво сказал Анонычев.

– Валяй.

– Скажи, Фомич, к тебе, когда Заичкин машину загнал на ремонт?

Молчание. Фомич изучающе посмотрел вначале на следователя, потом на сержанта, перевёл взгляд на ПМГ.

– Фомич, если ты не хочешь говорить здесь, то поехали с нами. Карета подана.

– Так чо стряслось?

– Что? – Анонычев тоже посмотрел на мастера строгим взглядом. – А то, что Заичкин прошлой ночью сбил и насмерть беременную женщину и скрылся.

– Женщину-у!.. О ни себе хренушечки…

– Мы его арестовали. Сейчас ведём допрос. Если хочешь идти с ним по одной статье, то валяй, покрывай.

– А мне это надо? Ха, нашёл подельника! – это уже относилось к Заичкину.

– Тогда ответь на два предварительных вопроса: когда Заичкин поставил к тебе машину, и с какой целью?

Фомич почесал под шапочкой затылок.

– Так ночью сёдня. С постели сдёрнул, сучок. Пригнал, как сумасшедший. Говорит, сосну попьяне бодал. Баба узнает, говорит, с потрохами съест. Выручай, говорит. Плачу, говорит, вдвое, и, говорит, чтоб обязательно в чёрный цвет. Я было отказываться, мол, подожди до утра, так материться стал, стращать. Пришлось, начальник всё ж… – спортивная шапочка, замызганная, заляпанная, поползла на бок. – А это вон, какая сосна… Ну и ну.

– На машине были какие повреждения?

– Были.

– Пошли, посмотрим.

– Ага, посмотришь. Вчера же всё поснимали и изрезали. Вывез куда-то.

– Он пьяный был?

– Я не принюхивался, кажется. Глаза, как светляки, горели. Без бодуна явно не обошлось.

– Во сколько он приехал?

– Ну, до минут не скажу, но кажется, не то в двенадцать, не то уже в первом часу. Я уже первый сон досматривал.

– Хорошо, Фомич, сегодня занимайся, крась машину. Потом мы тебя вызовем. Дело ведёт капитан Феоктистов. Но мы все к нему завязаны.

– Понятно… – вздохнул Фомич и часто-часто зачесал затылок, сорвав с головы шапочку и шлёпнул ею по воротине гаража. – Вот, хорёк вонючий! Ох, и хорёк, тьфу!

Мастер по-медвежьи развернулся, поднял с земли без вины виноватую шапочку, и ушёл в ворота, не попрощавшись.

В городе творилась суматоха, как будто на электролизном комбинате произошла диверсия, и там был взорван какой-нибудь важный объект. Отовсюду слышались завывания сирен, голоса из громкоговорителей, установленных на легковые автомашины ГАИ, требующие водителей всех видов транспорта принять в сторону или остановиться.

Со всех сторон в квартал «А» мчались машины ГАИ и милиции. Они окружали здание УВД. Офицеры заполняли фойе и даже дежурную комнату, сержанты и рядовые блокировали вход в вестибюль. Все были возбуждены.

4

По коридору раздались шаги, в венткамере появился Анонычев.

Присутствующие устремили на него взгляды.

– Ну что, Андрюша? – спросил Феоктистов, прерывая допрос.

Андрей подмигнул коллегам и обратился к арестованному, который, кажется, ещё больше побледнел и вспотел.

– Ну что, Владимир Васильевич, сами всё расскажете или будем волокиту со свидетелем затевать?

Заичкин затеребил платочек в руках и стал им вытирать шею.

– Ну что Фомич сказал? – не вытерпел Михалев

– А то, что этот начальник ГАИ – хорёк вонючий!

– Ха-ха! Ну и Фомич!

– И ещё сказал, что этот начальничек поднял его с постели среди ночи и заставил в срочном порядке ремонтировать машину, которой он, якобы, сосну бодал. Ну, а когда опамятовался, то уж сильно испугался жены. И настолько, что заставил Фомича перекрашивать авто и притом в чёрный цвет и притом в три дня.

– Кха! А я что говорил? – едва не воскликнул Заичкин.

– А что он вам тут говорил? – не понял Анонычев

– А то, Андрюша, – пояснил Феоктистов, – что он машину отогнал в ремонт в одиннадцатом часу. И то, что просил Фомича перекрасить её в чёрный цвет.

– Видишь ли, белая ему, ну никак не подходит. Тьфу, какая гадость! – сплюнул Михалёв. – Я б её, белую, так вообще бы в Ангаре или Китое утопил, дрянь такую!

– Да… – в некотором замешательстве проговорил Андрей. – Но тогда для чего вам понадобилось снимать и изрезать капот, бампер – ещё… что там ещё?

– О-о, интересный поворотик… – протянул Михаил. – Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее.

Заичкин опуская голову, закрутил ею, тем самым, давая понять, какие они все тут идиоты. И замолчал.

– Владимир Васильевич, молчание не в вашу пользу. Так почему приказали изрезать металл с машины?

Заичкин не отозвался, он пребывал в прострации. И было отчего. С одной стороны, он уже изобличён в наезде, следовательно, в убийстве человека. «И как он мог забыть про капот, бампер?..» И второе, по намёкам, по обрывкам фраз он понял, что Феоктистов и Михалев что-то знают про его автомобильные делишки, возможно, про угоны и про аферы что-то пронюхали. И теперь перед ним стала дилемма: сознаваться в наезде или же в аферах с легковыми автомашинами. Вторая была предпочтительнее. Но в первом варианте он допустил ряд оплошностей, которые не позволят ему так просто снять подозрение. Нет алиби. Ещё притянул сюда Фомича. Помог, зэковское мурло!..

Михалев с плачем простонал.

– Граф, ваша светлость! Разрешите, я ему рыло начищу, а? Как автолюбитель начальнику ГАИ, а? Ну, сами посудите, в кои веки может представиться ещё такой счастливый случай?

Феоктистов, не обращая внимания на его стенания, спросил Заичкина:

– Ну что, Заичкин, начнём сначала? Где вы были в 23.45?

5

Прокудин, после допроса Гнедого, вёл гостей к себе в кабинет. По пути, уже исчерпав всякое терпение, стал приставать к спутникам с вопросами.